Зачем было снимать кислородную маску, откидывать защитный колпак (за одно это грубейшее нарушение полагается пожизненное отстранение от полетов) и закуривать трубку, набитую крупнолистным табаком "Aero"?

Зачем было опускаться ниже допустимой техническими правилами высоты и заглядывать в окна высотных зданий, рискуя оборудованием стоимостью в миллиард долларов?

Зачем было устраивать гонки над нью-йоркскими улицами, лавируя между небоскребами?

Ни на один из этих вопросов полковник Уоллес, пилот секретного самолета, не знал ответа.

* * *

Первым на экране возникло лицо толстяка, которого полковник сразу окрестил про себя Жиряем. В соответствии с Классификационным Перечнем Толстяков это был человек из разряда Нудных Взрывоопасных Красномордых Толстяков. Такие толстяки, насколько было известно полковнику Уоллесу, живут в постоянной обиде на мир за то, что он не соответствует их представлениям о Лучшем Мире, и умирают от разрыва аорты или внезапного удушья во время принятия пищи.

Бледный красавчик, то и дело промокавший лоб бумажной салфеткой, был произведен - соответственно - в Жердяи (не то чтобы он был чрезмерно худощав, но - эти двое являли собой настолько разительный контраст, что полковнику ничего другого не оставалось, как подчеркнуть их различие при помощи единообразных, но разнонаправленных кличек). Человек этот выглядел подавленным, усталым, при этом все же пытался удержать на лице презрительно-надменную гримасу, что удавалось ему с каждой минутой все хуже и хуже.

Третьим персонажем трагедии (в том, что это - трагедия, полковник нисколько не сомневался) была худощавая блондинка, которую Уоллес без колебаний отнес в разряд Очкасто-Стервозных Офисных Блондинок Повышенной Слезоточивости и окрестил Барби (честно говоря, в последнее время он частенько злоупотреблял этой кличкой: если бы всех блондинок, которых он называл Барби, в самом деле звали Барби, нью-йоркские социологи, изучающие масштабные общественные процессы, от ужаса покрылись бы герпесом).

Первые две или три минуты Уоллес склонялся в сторону Шекспировской Драмы с Убийством (возможно - самоубийством) в финале: Жиряй - обманутый муж, Жердяй - горе-любовник, Барби - порочная (или - непорочная, в зависимости от обстоятельств и авторского каприза) Пенелопа, но, присмотревшись повнимательнее, понял, что Жиряй, судя по всему, человек служивый, и его натуральный апломб происходит из парадоксальной верности Долгу, которую толстяк, вероятнее всего, понимает превратно.

Впрочем, полковник взял за правило воздерживаться от этических суждений и воспринимать картины приватной жизни обитателей Вавилона в качестве объемной панорамы - как если бы на деле он продолжал свое боевое дежурство на дальних подступах, а вавилонские зарисовки ему лишь грезились (да, сэр, легкое кислородное отравление). Что до персонажей этих маленьких трагедий, комедий, мелодрам, сюрреалистических или откровенно порнографических сцен - он привык воспринимать их в виде далеких немых фигур (слышать он их не мог, если не подбирался слишком близко), порой - всего лишь силуэтов, то возникающих, то исчезающих на фоне городских сумерек.

Однажды он спас от неминуемой гибели пожилого служащего, которого подстерегли малолетние бандиты в темном переулке: самолет-невидимка бесшумно завис над полем проигранной битвы и принялся переливаться всеми цветами радуги. Все до единого, включая перепуганную жертву, благополучно ретировались. Позже, укоряя себя за неосторожность, Уоллес находил утешение в том, что уже в ранних греческих трагедиях появление Бога из Машины было приемлемым сценическим решением, кроме того - в данном конкретном случае он действовал строго по инструкции, предписывающей в случае непредвиденного снижения или аварии маскировать самолет под неопознанный летающий объект - точь-в-точь такой, каким его представляют себе фанаты сериала "X-Files". Для этого был предусмотрен специальный режим освещения, превращающий грозный боевой аппарат в летающий именинный пирог.

Полковник взглянул на часы.

Если верить расписанию, он теперь летел над Гренландией.

Тридцатью метрами ниже Жиряй усаживал Барби и совершенно размякшего Жердяя на заднее сиденье длинной полицейской машины.

3

- Прошу прощения, мне срочно нужно...

- ...в туалет, - сказала Лиз, начальник отдела рекламы и сбыта. - Я этого не говорила, но просто подумала.

- Ваши мысли в рапорте отмечены не будут. Говорите только то, что говорили, делайте - то, что делали. Исчезновение г-на Андерсона, дубль восемнадцать. Мотор!

Полицейский повернулся на каблуках, ухмыльнулся и театральным шепотом сказал:

- Прошу прощения, мне срочно нужно...

Слово "нужно" он произнес, страдальчески поморщившись, как школьник, демонстрирующий учителю, что если прямо теперь, немедленно не отпустить его за дверь - случится непоправимое.

Сказав это, полицейский опрометью кинулся к люку и принялся дергать крышку, которая - понятное дело - и не думала поддаваться. Толстяк попытался протиснуть короткие пальцы в отверстия для Универсального Ключа, но и это было ему не под силу. Запыхавшись, он вернулся к своим жертвам, истекая потом, излучая угрозу и самодовольство.

- А почему бы... - сказал г-н Фишер, менеджер по рекламе.

- ? - встрепенулся толстяк.

- Почему бы не вызвать сотрудника Управления с Универсальным Ключом и не пойти дальше? В смысле - глубже...

Сказав это, г-н Фишер слегка нахмурился, как бы сомневаясь в рациональности своего предложения. Толстяк ласково поглядел на него и сказал:

- Так ведь они уже всю канализационную систему перетряхнули: восемь часов подряд две сотни кротов рыли землю, без продыху. И - знаете, что мне ответили, когда я спросил: куда мог подеваться умный, молодой, симпатичный и преуспевающий менеджер по рекламе, если (решительно невозможно, но - предположим!) сумел без Ключа открыть люк и каким-то чудом все же спустился под землю?

- Что? - спросила Лиз, начальник отдела рекламы и сбыта.

- Он не ушел бы дальше первой развилки. Под землей без фонарика делать нечего: темно, сыро. И крысы.

* * *

- Прошу прощения, мне срочно нужно... Топ-топ, динь-динь, шмыг-шмыг: спускаюсь, ухожу все дальше и дальше, все глубже и глубже, а что делаете вы, г-н Фишер?

- Я?.. Гм... ну... смотрю на вас... ах да, я говорю: "Пол, ты куда это собрался?"

- А я что говорю?

- А вы - ничего не говорите. Вы уходите - вниз, под землю.

- Вот такой я гадкий невежа? Коллега, товарищ и конкурент ко мне обращается по имени, а я в ответ - ни гу-гу?

- Кажется, он махнул рукой... - пробормотала Лиз, начальник отдела рекламы и сбыта.

- Как он махнул рукой?

- Вот так. - Лиз показала.

- Он махнул рукой в смысле "не мешайте" или в смысле "прощайте"? Или в смысле "поехали!"?..

- Он махнул рукой в смысле "сейчас вернусь, подождите".

- И не вернулся.

- И не вернулся.

* * *

- Прошу прощения, мне срочно нужно...

"...отлить, - подумал г-н Фишер, менеджер по рекламе, и вслед за этим: - Всё, кажется, пора закругляться... Господи, когда же это кончится?"

- Пора закругляться, - сказал полицейский, - кажется, я начинаю понимать, что тут произошло. Смотрите, вот я иду к люку, от... крываю его...

- Госсподи! - прошептала Лиз, начальник отдела рекламы и сбыта.

Полицейский неожиданно легко сдвинул в сторону крышку люка и принялся спускаться вниз.

- Куда? - закричал г-н Фишер, менеджер по рекламе.

- Прошу прощения, - ответил полицейский, - мне срочно нужно...

4

В последние годы полковник Уоллес все лучше и лучше понимал, что преимущества его ремесла не так велики, как ему прежде казалось. Человек - существо двуногое, без перьев. Поднимая глаза к небу, он видит больше, чем - глядя на мир сверху.